Чужое счастье

Брендинг. Дизайн логотипа и фирменного стиля. Брендбук

Вероника Аскольдовна Колесникова – обаятельная и эффектная, но застенчивая женщина, находилась в ранней поре бальзаковского возраста. Проживала она одна на пятидесяти шести метрах городской жилплощади в добротном ещё пятиэтажном доме. 

Квартира эта в довольно унылом состоянии по причине длительной неизлечимой болезни её хозяйки досталась Нике от бабушки. 

Теперь её жилище можно было назвать уютным и миленьким. 

Каждая деталь опрятного, ухоженного интерьера в стиле романтизма была тщательно продумана и откалибрована. 

Светлая мебель с резной фурнитурой, цветочные обои в пастельных тонах, струящиеся занавески, отполированный до безукоризненного блеска паркет, обилие зеркал, акварельные пейзажи, удобное кресло со стоящим рядом торшером, мягкие игрушки, подушечки, книга, заложенная высохшим цветком.

Декорацию жилища дополняло белое пианино, выдающее поэтическую натуру и музыкальные способности жилички.

Любой гость мог с первого взгляда определить мечтательный и весьма чувствительный характер хозяйки и тот факт, что живёт она одна.

Несмотря на то, что тридцатилетие осталось далеко позади, она всё ещё была хорошенькой, привлекательной, миловидной. 

При знакомстве, (возможно, лукавили), ей давали двадцать один, двадцать два года, что было ей довольно приятно.

Со спины Нику и вовсе иногда принимали за школьницу, настолько пружинистой и лёгкой была её “летящая походка”.

С удовольствием разглядывая себя в зеркало, Ника отмечала привлекательность внешности. 

Если добавить к образу стройность и гибкость, озорной взгляд, кудрявые волосы, чистую бархатистую кожу, есть повод рассматривать её как потенциальную невесту.

А вот с этим у Ники были серьёзные проблемы. 

На её поведение в отношениях с противоположным полом давил некий размытый негативный груз прошлого.

Объяснить свою робость в обществе мужчин Ника не могла даже себе. 

Несколько пережитых ранее романтических сериалов, от детских и юношеских  влюблённостей до пикантного любовного приключения на отдыхе в Крыму не имели отношения к трагедиям или драмам.

Было что-то иное. 

Ника всегда окуналась в свои влюблённости с головой, отдаваясь эмоциям и чувствам без остатка, а мужчины…

Мужчины, находясь с ней в романтических отношениях, запросто могли оглянуться вслед  проходящей мимо прелестницы, чтобы внимательнее рассмотреть ту или иную интересную деталь анатомического пейзажа соблазнительной грации, даже когда держали её, Нику, за руку, даже если обнимали.

А ещё… ещё они могли разлюбить. Ни за что, просто так. Приходили однажды и говорили –  “прости”, не понимая, что такое поведение – настоящее предательство, почти убийство.

Мнение Ники о мужчинах можно было кратко обозначить словами Высоцкого – у них толчковая левая, а у неё толчковая правая. Ещё проще – несоответствие мироощущения, привычек и целей.

Вероника всегда ценила преданность и верность. 

Её родители… 

Если бы папа не умер так рано… он бы никогда…

Ника мечтала и грезила о большой и чистой любви, как у мамы с папой. 

О любви навсегда. 

Она не была полностью уверена, что мама рассказывала правду, потому, что много раз ловила её на путанице в деталях, но оспорить или разрушить легенду не могла.

Лично ей хронически не везло с любовью.

Схожая судьба была у двух её подружек, у нескольких сотрудниц на работе, у двоюродной тётки, но они вели себя иначе: жили – не тужили. 

Все одинокие женщины в один голос говорили о том, что нельзя ждать милости от природы, что мужиками нужно пользоваться, как мясорубкой, телевизором или стиральной машиной: включила в сеть, кнопку нажала и получай удовольствие.

И не важно, какие планы эти кобели строят, какие стратегии вынашивают в похотливом мозгу. Главное – чего ты сама хочешь. 

Вот!

Жить, мол, нужно так, чтобы себе самой завидно было. Дави на газ и лети. На тормоз нажать или заднюю скорость включить никогда не поздно. 

Если не залетишь. 

А посему, неважно, есть у любовника жена или подруга, нет ли её – употребляй по назначению, наслаждайся, сколько его потенция и твоя страсть позволят.

Мужики нужны для того, чтобы доставлять женщине удовольствие. Больше они ни на что не годятся. Разве что деньжат иногда подбросят.

Ника так поступать не могла, хотя близости и любви хотела до судорог, до колик в животе и помутнения рассудка.

Ещё больше хотела замуж, но представить себя и его на одной жилплощади не могла: тщательно, до миллиметра и оттенка выверенный пейзаж интерьера не вмещал на её площадь кого-то ещё.

Был ещё дан лично себе зарок, что ни при каких условиях, никогда не разрушит чужую семью, не станет любовницей женатика, не опустится до статуса доступной и удобной девочки для утех.

И вот на тебе – вляпалась.

Встретилась Вероника совершенно случайно с институтской подругой по дороге домой.

Ну, поболтали бы и ладно: так нет же, Ритуля её в гости пригласила.

Отказывать Ника никогда не умела, хотя желания отправляться в путешествие по джунглям воспоминаний не было совсем. 

Вероника не любила дотрагиваться до прошлого: воспроизводить картинки, ощущения и запахи, потому, что отголоски тех лет нисколько не радовали. 

Жили они с мамой более чем скудно. Многое приходилось скрывать и камуфлировать.

Воспоминания юности, пусть самые замечательные, будили в ней сентиментальные ностальгические настроения, в которые она слишком легко погружалась, а потом долго не могла вынырнуть обратно.

Был период, когда ей пришлось лечиться от жуткой депрессии транквилизаторами и антидепрессантами. Ужасное время.

Природная впечатлительность, усугубляемая одиночеством, заставляла Нику страдать, иногда беспричинно завидовать. 

Всем подряд: кто влюблён, кого любят и ждут, у кого есть семья, дети, миллион желаний и глобальные цели.

Рита Лискина была замужем, с её слов – очень счастливо. 

Лицо подруги светилось лучами искреннего энтузиазма и воодушевления.

Это было ужасно, в том смысле, что Вероника и её могла заразить энергией отрицания счастья.

Ника знала, какие чувства появляются у неё в присутствии по-настоящему влюблённых пар.

Но, пришлось идти: обещаний, даже данных под давлением, она никогда не нарушала.

Вероника с утра посетила салон красоты, сделала маникюр, экстравагантную молодёжную причёску, навела едва заметный макияж, подчёркивающий достоинства здоровой кожи, одела коротенькое струящееся светло-сиреневое платьишко беби долл, замечательно гармонирующего с цветом глаз, почти прозрачное.

Украсила изящное запястье серебряным браслетом в виде змейки, а шею ожерельем из крупного жемчуга. 

Нечего кукситься, решила она. Из любой ситуации можно извлечь позитивное начало. 

“Пусть обзавидуются. У Ритки есть муж, а у меня – я. Упругая, как у девочки, грудь, поцелуйные губы, ямочки на щеках… Я ль на свете всех милее, всех красивей и белее? Бесспорно. Пять баллов из пяти.”

Ника долго крутилась перед зеркалом, напевая “если вы нахмурясь выйдете из дома, если вам не в радость солнечный денёк, пусть вам улыбнётся, как своей знакомой, с вами вовсе незнакомый встречный паренёк”.

Сегодня она себе в принципе нравилась.

Вот, про паренька – зря. 

Улыбнётся и что с того? 

Всё равно обманет. 

Мужчины – они такие непостоянные, такие эгоисты.

Женщина села к пианино и продолжила музицировать. 

“И улыбка, без сомненья, вдруг коснётся ваших глаз, и хорошее настроение не покинет больше вас”, отчаянно стучала она по клавишам, злясь на себя и свои комплексы. Едва слезу не пустила, но вовремя опомнилась – макияж растает.

Настроение, тем не менее, постепенно выравнивалось: причём здесь Ритка?

Подруга под руку с мужем открыла дверь квартиры, как только Ника подошла к двери, словно парочка с нетерпением ожидала этот знаменательный момент. 

Не хватало только сводного духового оркестра с трубами и литаврами, и охапки цветов.

Одеты Лискины были по-домашнему просто. 

На фоне хозяев квартиры Вероника выглядела сногсшибательно. 

Похоже, не в тему вырядилась. 

Брызги, так сказать, неумело открытого шампанского.

Придётся соответствовать заявленному имиджу.

Эффект неотразимости усиливал едва уловимый аромат духов “ Mon Guerlain ”, которые Ника позволяла себе использовать чрезвычайно редко. Это подарок подруги, сама бы она не позволила себе потратить деньги на такую роскошь.

Лискины отнеслись к её изысканному наряду без ожидаемого пиетета.

Евгений, муж Риты, довольно привлекательный мужчина, вёл себя свободно, но сразу дал понять, что участвовать в девичнике не намерен, хотя невооружённым взглядом было видно – Ника ему приглянулась.

Он был галантный, улыбчивый и любезный. 

Наверно слишком галантный, с перебором.

Представившись, он поклонился и поцеловал Нике руку, предложил присесть на пуфик, опустился перед ней на колени и принялся бесцеремонно, словно всегда и со всеми так поступает, снимать с её ног туфельки.

Прикосновение мужских рук к коже щиколотки произвело на Веронику эффект ожога.

По телу женщины от кончиков пальцев до макушки прокатилась волна странного возбуждения, слишком приятного, чтобы испытать подобное от постороннего человека.

Женщина напряглась, мгновенно залилась краской.

Эмоциональная реакция на прикосновение не могла остаться незамеченной.

–  Ах, проказник, –  подумала Ника, –  он намеренно поставил меня в неловкое положение. Что бы это значило? 

Евгений лукаво подмигнул и продолжил, как ни в чём не бывало, переобувать гостью в пушистые домашние тапочки, придерживая то одну, то другую ногу за икру.

–  Дианы грудь, ланиты Флоры прелестны, милые друзья! Однако ножка Терпсихоры прелестней чем-то для меня, – с пафосом продекламировал Евгений.

– Вы прелесть, милое дитя, я в вас влюбился. Отдыхайте, общайтесь. Не буду мешать.

Подруги мило беседовали. Рита не напрягала воспоминаниями. Она непринуждённо поддерживала любую тему: начинала разговор и ловко передавала его нить собеседнице, подогревая время от времени интерес к той или иной теме.

Ника успокоилась, расслабилась, почувствовала благодарность к подруге за то, что не пришлось изворачиваться, подстраиваться, приспосабливаться.

Дополнительным стимулом к приятному общению было хорошее вино, от которого приятно кружилась голова, и непринуждённая дружеская обстановка.

Всё было замечательно. Вот только, то мимолётное ощущение, когда за ней ухаживал Риточкин муж: так ведь не бывает, чтобы поразить наповал одним прикосновением.

Настроение и приятное впечатление от встречи не хотелось портить, поэтому Вероника решила остановить мгновение на замечательной мажорной ноте, для чего требовалось откланяться немедленно.

У Риты было другое настроение и иное видение момента, поэтому она предложила присоединиться к девичнику мужа.

Евгений согласился разбавить женский коллектив и сразу взял инициативу на себя.

Мужчина сыпал искромётными шутками, то и дело подливал вино, балагурил.

Веронике нравились его манеры: темы разговора, плавность речи, тембр голоса, жесты, улыбки, взгляды.

Женя был не такой, как все. 

И Рита тоже. 

Они нисколько не напрягали её своим счастьем. 

Впервые в жизни Ника не завидовала. Она растворялась без остатка в питательном бульоне обстановки семейного счастья.

За приятным разговором обо всё и ни о чём время летело незаметно.

За окнами опускались сумерки.

Евгений проследил за взглядом Ники, – не беспокойся, я провожу. Или вызовем такси. Тебе ведь у нас нравится, да?

Сердце Вероники больно ёкнуло и встало, словно кто-то на полном ходу сорвал стоп-кран, а потом с перебоями зачастило колотиться. 

С дыханием происходило нечто странное. Это походило на внезапный приступ астмы.

Нику бросало то в жар, то в холод. Руки и ноги дрожали, заставляя напрягать диафрагму и выпрямлять спину.

Обстановку неожиданно разрядила хозяйка.

– Вы тут посидите, голубки. Скоренько уложу Машеньку и прибегу. Не скучайте без меня. Ника, я так рада, что встретила тебя. Давно мне не было так хорошо. Я словно лет  двадцать скинула.

Рита засмеялась и удалилась, а Женя вдруг нежно накрыл рукой её ладонь, пристально заглянув при этом в глаза, а другую руку мягко положил на оголённое колено.

– Замри. Ты такая сладкая, такая аппетитная и ароматная. Разве никто прежде об этом не говорил? 

Вероника застыла, словно под усыпляющим действием гипноза, не проронила ни слова, испытывая  яркое блаженство, наподобие наркотического транса.

По телу одна за другой прокатывались волны эйфории. 

Женщина чувствовала мужчину каждой клеточкой тела, превратившегося в сплошную эрогенную зону.

Голову заполнил фиолетовый туман, в ушах гудело. Голова шла кругом.

Остатками сознания Ника понимала, что с минуты на минуту сюда войдёт Рита, что она всё поймёт и тогда будет очень стыдно за беспечность, за нарушение личной клятвы и библейской заповеди, но не могла пошевелиться.

Евгений вдруг поднялся, взял её лицо в ладони и поцеловал взасос, проникая языком меж губ, отчего Ника почувствовала желание, потом буднично, словно ничего не произошло, сел на стул.

– Вот, – заговорил он, – сразу после свадьбы мы поехали в Ригу: гуляли по старому городу, ели в старинных кафе, фотографировались, слушали орган. Ты была когда-нибудь в Прибалтике? Рекомендую. 

В эту секунду в комнату вошла хозяйка. 

Женя нисколько не смутился.

– Я рассказываю про наш с тобой медовый месяц. У тебя изумительная подруга. Почему нас раньше не познакомила? Пусть чаще приходит. 

Ника суетливо засобиралась, – поздно уже, мне пора.

– Женя тебя проводит, а я пока приберусь. Спасибо тебе, Вероника. А то варюсь в собственном соку.

“Да, уж, спасибо! Знала бы ты, что здесь происходило всего минуту назад, выдрала бы мне волосы”.

Удивительно, но Веронике нисколько не было стыдно. 

Она до сих пор находилась под впечатлением прикосновений: чувствовала руку Евгения на своём колене, мягкую сладость губ, властное, но чувственное проникновение языка, головокружение.

Нике пришла в голову нелепая мысль о бабочках в животе, о замирании сердца, о сладком томлении. 

“Надо же: правда, бывает. Думала – врут”.

Возбуждение тем временем не стихало: напротив, нарастало, требуя физиологической разгрузки. 

Такое томление, когда напрочь сносит крышу, когда по кровеносным сосудам играя в салочки проносятся толпы искр, когда от непристойных интимных мыслей захватывает дух, а  вожделение становится смыслом жизни, Ника испытывала впервые в жизни.

В это мгновение для неё не было ничего важнее, чем  немедленно, здесь и сейчас, получить внимание предмета вожделения.

Насладиться бесплотными грёзами было попросту невозможно. 

Недостаточно просто думать, когда тебе настолько хорошо. Необходимо действовать, пусть даже вопреки социальным установкам, нормам приличия и усвоенными прежде методами логических построений.

Рассудок не желал подчиняться культурным традициям и социальным нормам поведения.

Гори они все ярким пламенем – воспитание, этика, мораль. 

Женщина жаждала любви, прежде всего в её первобытном значении.

Ника  не верила, что такие рассуждения – не книжные фантазии, что она реально способна предпринять попытку увести из семьи подруги этого мужчину, хотя бы на время, на одну единственную ноченьку, чем бы такое действие для неё ни обернулось.

Женя был ей необходим, как глоток воды в знойный день, как единственный вдох в безвоздушном пространстве, как патентованное средство, с помощью которого можно избежать неминуемой гибели.

Это было удивительное, не знакомое ощущение, похожее на ослепившую внезапно вспышку молнии. 

Нику словно подменили, подсунули суррогат вместо её же, настоящей Вероники. 

Что ещё более странно – такая, она нравилась себе гораздо больше.

Неужели то, что говорили подруги о смысле и причине взаимоотношений с женатыми мужчинами, действительно правильно и разумно?

Завела, настроила и пользуйся, сколько влезет.

Вот только включили, похоже, её.

Что же будет дальше?

Знать бы, где находится та потайная кнопка, что оживляет бабочек в животе, как до неё добраться, как отключить от неведомого источника питания.

Да, не весело, хотя и приятно.

Проводы в тот день затянулись надолго. 

Во всяком случае, Веронике показалось, что прошла целая вечность между тем моментом, когда Женя попросил угостить его чашечкой кофе и минутой расставания, хотя часы упрямо утверждали, что прошло только два часа.

Ника блаженствовала. Наконец-то и ей повезло…

Наивная девчонка, она думала, что встретилась с неиссякаемым источником радости, с родником, наполненным чистой водой, с единственным на свете мужчиной, созданным, чтобы сделать её по-настоящему счастливым.

Увы, это был просто секс: страстный, безумный, пламенный, можно даже сказать волшебный.

Женя приходил, получал порцию наслаждения и уходил к Рите, хотя клялся практически на каждом свидании, что всё решено, что завтра, максимум через неделю, расскажет обо всё жене, что не может жить без Ники, без её безумно прекрасного тела, без той энергии, которой она щедро делится.

Обещал.

На деле, чтобы “рыбка” не сорвалась с крючка, чтобы надеялась и по-прежнему начисляла желанные чувственные бонусы в виде витающей в облаках самооценки и страстного секса, Евгений изредка выезжал с ней в загородный пансионат, выгуливал новое платье  в ресторане, дарил духи эконом класса или золочёную безделушку.

Ника успокаивала себя тем, что она единственная любовница Евгения, а это уже большой плюс, поскольку гарантирует, что мужчина не наградит её неожиданными штрафными баллами, что не раз и не два случалось с её подругами.

Женю легко возбуждают даже целомудренные ласки: значит, любит её.

Он по-прежнему добр, галантен и ласков, не ограничивает её свободу, не вмешивается в бытовые вопросы, в привычки и распорядок жизни.

И всё-таки это не семья, не любовь, не отношения мужчины и женщины, которые могут сделать её счастливой. 

Такие отношения больше похожи на демонстрационную версию жизни, вроде бесплатного пробника духов, который на самом деле обещает больше, чем может дать на самом деле.

Это триллер, реклама, остросюжетный жанр любовной фантастики, в котором демонстрируются исключительно захватывающие моменты, и скрывается главное, из чего состоит реальность.

Ника опять ошиблась. Это было не её счастье. 

Приобрести лицензионную версию не представлялось возможным, а сил и желания, чтобы бросить и начать искать настоящую любовь, уже не осталось.

Поняв, что превратилась в вечную любовницу, осознав, что приобрела несколько дополнительных баллов для основательно  укомплектованного комплекса неполноценности в виде выученной беспомощности, она согласилась с подобной незавидной участью, безоговорочно приняла навязанные ей правила игры.

Жизнь продолжалась, только Вероника в ней была не творцом, а статистом, которому не положено счастливое будущее.