
Проводим трансформационные игры в Москве
Я понимаю нарциссический опыт как опыт, когда мы создаем образ себя и начинаем в него верить, постепенно подменяя им себя. Что касается травматического опыта, то для ситуации угрозы жизни часто вполне характерно создание некоего образа Другого, который может нам помочь и спасти нас от смерти. Это может быть образ Бога, или образ супергероя, или образ реального человека из нашей жизни. Ситуация угрозы жизни подталкивает нашу психику создавать или воссоздавать этот образ в воображении, чтобы мы могли на него опереться.
Когда мы проецируем этот образ вовне, например, начав просить мироздание о помощи, это может облегчить наше состояние, и мы, в результате, можем найти внутренние и внешние ресурсы для выхода из сложного положения. Но не всегда это удается сделать.
На мой взгляд, это возможно только тогда, когда у человека есть устойчивая вера, что среда может его защитить. Если же в опыте человека есть неразрешенная травма, то среда базово уже не кажется местом, где можно искать защиты. Именно это и может создавать нарциссический опыт — проецирование всемогущего образа на самого себя. Вместо того, чтобы искать помощи вовне, сталкиваясь с бессилием, человек обращается к образу самого себя, более сильного и смелого, чем он есть на самом деле. Всемогущество, как феномен, возникает в противовес абсолютной беспомощности человека в ситуации угрозы жизни. Разворот на себя происходит потому, что Другой по какой-то причине не смог стать тем, кто может защитить.
Фактически, так и получается: опыт травмы может привести к формированию нарциссического способа приспособления. Но всегда ли формируется нарциссическая защита? Думаю, что нет. Однако, в корне любого «нарциссизма», на мой взгляд, стоит поискать травму. Травматический и нарциссический опыты объединяет чувство глубинного одиночества перед жизненной проблемой, которая намного превышает способности человека к адаптации.
Что делать с этим нарциссическим приспособлением, если оно вдруг начало мешать жить полноценной жизнью или перестало быть уместным? Некоторыми моими коллегами предлагается такой способ обращения с нарциссической травмой: клиенту предлагается представить кого-то очень сильного, кто смог бы его защитить и далее как-то повзаимодействовать с этим образом, например, попросив у него защиты.
Такая интервенция, на мой взгляд, как раз призвана развернуть проецирование образа с себя на внешний мир, и этим она хороша. Но, на мой взгляд, сработает она далеко не всегда. Потому что воображение воображением, а опыт опытом. Если опыт явно и недвусмысленно дал понять, что вовне искать помощи и поддержки не стоит, то фантазии о всемогущем Другом сложно будет поддерживать. Человек, вместо этого, будет искать поддержки в образе всемогущего себя, так как больше просто негде.
Справиться с таким способом приспособления, на самом деле, довольно сложно. Это разворачивание нужды в защите на самого себя крайне трудно развернуть обратно, так как это очень глубинный паттерн, зафиксированный в ядре травмы. Только долгая и кропотливая работа по проработке травмы может постепенно вернуть доверие к среде, как к потенциальному защитнику. Хитрые мыслительные эксперименты, скорее всего не сработают, потому что дело касается выживания, а мысли здесь слабее эмоций и чувств. Сознание в стрессовой ситуации будет продолжать цепляться за образ всемогущего себя. Если образ будет рушиться, оно будет создавать его снова и снова, ища кирпичики, которыми его можно подпереть. Например, в памяти, или пытаясь заимствовать у других людей, либо у художественных персонажей. Ключевым моментом здесь является попытка укрепить образ всемогущего себя за счет внешних вливаний, вместо того, чтобы обратиться к цельному образу Другого. С течением времени поддерживать этот образ обычно становится все сложнее и сложнее, одиночество и боль возрастают, доводя порой до истощения.
Единственный рабочий способ выхода из этого опыта, на мой взгляд, — это создание доверительных и устойчивых отношений, которые создадут поддерживающий фон, позволяющий смотреть в лицо своей настоящей боли и бессилию без попыток строить на их месте скульптуру всемогущего себя или всемогущего Другого. Устойчивый фон отношений позволит когда-нибудь выразить эту боль более прямым и непосредственным способом, обычно более телесным. Например, криком, сильным плачем, или даже хищным прыжком на воображаемого обидчика (в условиях безопасной среды психотерапевтического кабинета), или его укусом, и это будет началом выхода из замкнутого круга травмы.
Реабилитация телесности — важный процесс в излечении от травмы. Оживляя тело, мы избавляемся от необходимости поиска спасения в мысленных образах всемогущего себя или всемогущего Другого. Умение создавать эти образы, безусловно, — одна из важнейших способностей человека в вопросах выживания. Но оно превращается в страдание, если становится стереотипным или применяется в условиях, когда нет необходимости выживать, но есть возможность жить и радоваться жизни.
Что вы об этом думаете?