Зеркальная копия Часть 1

Брендинг. Дизайн логотипа и фирменного стиля. Брендбук

Однояйцовые близняшки, Жанна и Бэлла Мартыновы неразлучны с момента рождения. 

Они похожи, как две дождевые капелькии столь же свежи, с той лишь разницей, что одна из них, точнее Жанна, старшая сестра, появилась на свет значительно раньше, на целых сорок минут. 

Мама, Изольда Игоревна, учительница домоводства в школе, несмотря на педагогическое образование и стаж работы наниве воспитания, детей не любила, точнее, терпеть не могла, при возможности пренебрегая родительскими обязанностями.
Девочки всегда были стильно и чистенько одеты, абсолютно одинаково, с отличием лишь в цветовом оттенке бантов, чтобы легче было различать. 
Шила, вязала и изобретала фасоны нарядов мама с удовольствием. Готовила тоже восхитительно, разнообразя ассортимент и оформление блюд, от чего испытывала поистине творческое наслаждение.
Квартиру Изольда Игоревна содержала в изумительном порядке, выдумывая оригинальные интерьерные модернизации,постоянно обновляя планировку обстановки в комнатах, с изяществом и шиком декорируя пространство эффектными деталями, изготовлению которых посвящала всё свободное время без остатка.
Накормленные, чистенькие, нарядно одетые девочки, увы и ах, были предоставлены сами себе. 

С ними никто не играл, не читал им книг, не гулял. 

Маме было не до этого. Её романтическую душу терзали обширные творческие планы, переполняли идеи и фантазии. Женщина хотела состояться как личность, быть узнаваемой, знаменитой. 

Изольда Игоревна горела вдохновением и воплощала как могла, свои творческие замыслы.

Дети воплощению возвышенных творений, увы, мешали. Но это были её девочки, её дети и с этим приходилось считаться.
Как только сёстры научились ползать, мама изготовила весьма симпатичную, практичную и функциональную перегородку в дверь, раз и навсегда определившую для них границу и способы возможных коммуникаций, а так же мастерски вписала в пространство их комнаты развивающий комплекс, со всевозможными физкультурными приспособлениями для физического развития.

Она считала себя хорошей мамой, что и демонстрировала всем, кому могла.
Лазить по канатам и лестницам на высоту, висеть и прыгать девочки научились самостоятельно, причём даже раньше, чем ходить. Весьма опасные и рискованные пируэты родителей не пугали. 

Оба были людьми творчества. Не мешают и ладно.
Шум, отвлекающий маму от вдохновляющих творческих  увлечений, немедленно, бесцеремонно и властно пресекался подзатыльниками с постановкой в угол. 

Попытки нарушить границы дозволенных передвижений наказывались изоляцией в ванной с выключенным светом.
Стоило маме насупить брови, принять грозный вид и устрашающе выставить в их направлении указательный палец, как приказ, отданный порой без единого слова, одними  жестами, неукоснительно, почти моментально исполнялся.

Попробовали бы не сделать…
Даже на то чтобы раздеться и лечь в постель нужно было спрашивать разрешение, причём коротко и чётко выражая просьбу. 

Пререкаться, комментировать указания, тем более плакать, не дозволялось вовсе.
Такое жёсткое воспитание позволяло Изольде Игоревне работать в школе, не прибегая к услугам детского сада. 

Сёстры оставались в доме без риска для целостности квартиры, самостоятельно структурировали своё время и не доставляли хлопот, что было очень удобно.
Дети поминутно высчитывали по большим дизайнерским часам, выполненным мамой в сказочном стиле, время, когда необходимо производить те или иные действия. 

К её приходу в детской комнате наводилась безукоризненная чистота, гарантирующая Изольде Игоревне заслуженный отдых.
Папу, Виталия Анатольевича, человека свободной профессии, имеющего свою студию, точнее помещение, предоставленное музыкальному коллективу, устраивало подобное семейное мироустройство.  
Конфликты в семье возникали лишь по причине недостатка средств, отчего жене приходилось довольно часто брать заказы на разработку дизайнерских нарядов, которые она не воспринимала как творческий процесс, поскольку приходилось идти на поводу у заказчиков, что она считала эстетическим и эмоциональным насилием. 

Это надолго лишало её жизненной энергии.
Необходимость лицемерить нарушала гармонию и целостность её хрупкого духовного равновесия, разрушающего возможности пространственного художественного воображения, что заставляло нервничать и ошибаться. 
Внутренние противоречия вынуждали женщину прибегать к крайним мерам, которые успокаивали, одновременно лишая вдохновения.

Способов релаксации было несколько: медикаменты, алкоголь и секс.

Первые два весьма эффективны, однако их применение ограничено выходными днями. Супружеский секс, особенно при наличии взаимного стремления к близости, превосходен и ярок, но это редкое, фактически экзотическое в реальной обстановке  лакомство. 

Муж не мог себе позволить расходовать вдохновение на банальное совокупление. Для этого ему была нужна богиня, муза, а Изольду он знал вдоль и поперёк. В ней уже давно не было изящества.
Лечиться необходимо тогда, когда болит. Потенциально доступные методы не подходили, поскольку объединить потребность и средство умиротворения беспокойства чаще всего не представлялось возможным. 
Разве это её вина, что судьба расставила запрещающие сигнальные флажки по всему периметру доступного жизненного пространства, ограниченного реальными возможностями? 

Дома Виталий Анатольевич бывал весьма редко, в основном в то время, когда девочки спали.

Неделями он пропадал в творческих командировках. 

Детьми и женой он интересовался чисто гипотетически, скорее играя привычную, обусловленную штампом в паспорте роль,  исполняя некий обязательный ритуал, чем  действительно был человеком семейным.
Богемный образ жизни предполагает неограниченный ресурс свободы на всех направлениях, включая чувственные увлечения, возбуждающие действия и дружеское взаимное удовлетворение всех видов потребностей силами сплочённого музыкального коллектива и их страстных поклонников.
Стремительный поток желания в отношении жены, бурливший в нём в период романтического опьянения, разделившись на множествомелких потоков, основательно обмелел, не имея стабильной подпитки, со временем превратился в ручеёк, утерявший к тому же звенящий голос, обратившийся в едва различимый шёпот.
Супруги, являющиеся натурами творческими, из последних сил поддерживали условные формальности, соблюдая видимые приличия,позволяющие окружающим считать их приличной, интеллигентной, крепкой семьёй. 
До сих пор супругам удавалось не выносить сор изизбы. 

Им откровенно завидовали.
Изольда Игоревна, женщина молодая, привлекательная,чувственная, наполненная неиссякаемой жизненной энергией  и массой прочих достоинств, волновала многих мужчин. 

Она не была недотрогой, нопредпочитала проверенных партнёров, умеющих камуфлировать отношения и держать язык за зубами.
Росли и жили сёстры в такой экстравагантной,причудливо формирующей внешний и внутренний мир обстановке. Обстоятельства с малых лет обусловили у девочек гибкие приспособительные реакции, быстрый изворотливый ум и полную самостоятельность.

Для одной из девочек старшинство являлось предметом гордости, другую сердило и смущало показной назойливой важностью. 

Бэлла считала вызывающим выпячивание сестрой своей незаслуженной значимости.
Она и не думала бороться за первенство, просто не желала подчиняться и слушаться на таком несуразном основании. 

Чуть больше, чем за половину часа преимущества во времени появления на свет, сестра никак не могла повзрослеть на целую жизнь.
Однако, Жанна упрямо и дерзко стояла на своём, не желая уступить в единственном, но таком важном отличии между ними, неуставая высокомерно внушать Бэлле, что старших нужно уважать и непременно слушаться.
Сестра в такие моменты вставала вполоборота,скрещивала на груди руки, высоко задирала остренький носик, надувала губки, всем своим видом выказывая непримиримый протест.     
Внешним видом сёстры практически не различались, во всяком случае до школы. Вынужденно сменив в семь лет замкнутое пространство квартиры на школьный и уличный простор, уникальные особенности они приобрели довольно быстро.

Скорее всего, эти различия существовали и раньше, но не были столь заметны.

Жанна, споткнувшись во время игры, отколола половинку переднего зуба, оставив тоненький, но всё же заметный шрам на нижней губе, который светлел, когда она злилась. 
Бэлла, пытаясь поймать бельчонка, храбро залезла на дерево, откуда не совсем удачно свалилась, получив чувствительный укус, когда сунула руку в дупло. 

На память об этом событии она приобрела рубец в форме галочки на правой щеке, оставленный острой веткой. 

Рану, памятуя о том, что она девочка, устраняли косметическим швом, но след остался.
Люди внимательные и близкие видели и другие различия. 

Жанна обладала изяществом, грацией и пластичностью, ходила, пританцовывая, легко запоминала стихи, много читала. Она нередко грустила, злилась, легко выходила из себя, часто ленилась, много болела, испытывала затруднения с точными предметами и естествознанием,предпочитая им гуманитарные знания.

Она была неуловимо похожа на маму.
Бэлла оказалась намного сильнее и выносливее сестры, занималась спортом, особенно гимнастикой, фонтанировала энергией, неумея долго находиться без движения. Ей без труда давались естествознание, физика, математика, нравилось петь и рисовать.
Доброжелательный и лёгкий характер Бэллы, выраженная  природная способность к эмпатии, подталкивали её к реальному, обусловленному личными качествами лидерству в классе, что вызывало протест и противодействие сестры, которая запросто находила ключики к её отзывчивому сердцу, вынуждая действовать вопреки своим интересам.

 Жанна с малых лет коллекционировала психологические кнопочки, нажимая на которые можно легко заставлять Бэллу делать не то, что та хочет, а то, что нужно ей. 

Родители всё же развелись, окончательно утратив взаимный интерес и симпатию, когда сёстрам было по тринадцать лет. 

Они совсем забыли про приличия,громко и злобно выясняли отношения, яростно предъявляли массированными списками друг другу претензии и обвинения, пытаясь при этом не продешевить с условиями капитуляции.
Баталии и противостояние длились почти год. 

Папенька после скандалов громко хлопал дверью, маменька тут же открывала бутылку коньяка.
Денежный достаток неожиданно сдуло ураганом протестов и сопутствующих им депрессий, словно чудом сохранившиеся листы, которые срывает с предзимних деревьев. 

Кушали девочки теперь только в ужин, макаронами или кашей. Даже чай пили без сахара. Изольда Игоревна научилась лечиться самогоном.
Оба родителя моментально утратили шарм. 

Мама стала носить ужасные кримпленовые костюмы, которые не нужно гладить. Папа ходил в мятом пиджаке и нестиранных рубашках.
Изысканная домашняя обстановка незаметными штрихами изменяла облик, превращаясь из дизайнерского шедевра в жилище одиноких холостяков, отличительной особенностью которых является кричащий беспорядок, состояние полнейшего хаоса.

Это был для девочек очень тяжёлый год. 

Скрыть происходящее в семье было невозможно, тем более, что из шикарно одетых девочек они быстро превратились в бесцветных неопрятных заморышей, не смеющих смотреть в глаза сверстников на равных.
Природа и возраст преподнесли дополнительный, весьма неожиданный для них физиологический сюрприз, дав старт цепочке внутренних изменений, превращающих голенастых девочек в девушек, на глазах меняющих форму тела.
Если раньше сёстры были неразлучны по причине совместного проживания и родства, то теперь их объединяли и общие проблемы. Неспешная прежде благополучная жизнь полетела под откос, лишая надежды на будущее.
Девочки никак не могли понять, что происходит в их семье и почему. 

Ведь родители фактически не жили семьёй довольно давно, но домашняя обстановка, достаток и быт от этого нисколько не страдали. Всем всего хватало. Они, не смотря ни на что, были счастливы.
Родители тоже выглядели жизнерадостными, хотя мама частенько упрекала папу в изменах. 

Он улыбался, отнекивался, целовал её, клялся в вечной любви. 

Иногда и папа предъявлял претензии, правда, менее агрессивно, чем мама. 

Причины для этого были. Сколько раз сёстры видели, как утром из квартиры уходили незнакомые дяди.
Взрослые вообще ведут себя непредсказуемо, странно: говорят и требуют одно, а поступают совсем по-другому. И всегда обманывают.  Но почему, ни с того, ни с сего вдруг все стали несчастными, сразу после того, как родители решили развестись?

Неужели так сложно договориться, чтобы опять стало хорошо?    
Отец первый пришёл в себя. Видимо на него оказал влияние музыкальный коллектив. Он перестал скандалить, забрал личные вещи, поцеловал сестрёнок в лоб и надолго пропал из их жизни. 
Мама стала злая, до невыносимости нервная. 

Если раньше просто не обращала на девочек внимания, то теперь стала задирать их по любому поводу, всё чаще раздавая звонкие оплеухи, придумывала бессмысленные наказания.
Зарплаты учительницы на жизнь не хватало. 

Изольда Игоревна попыталась снова брать заказы на шитьё, но теперь у неё дрожали руки.  

Она безобразно испортила несколько дорогих вечерних платьев и свадебный наряд, после чего сарафанное радио людской молвы поставило жирный крест на прибыльном дизайнерском промысле.
Некоторое время она шила по вечерам постельное белье и ночные рубашки, зарабатывая на этом копейки, но и на это у неё перестало хватать энергии. Зато появилось непреодолимое желание выпивать ежедневно. 
С работой учителя тоже пришлось распрощаться. 

Теперь мама во всём винила девочек, укоряя тем, что они разрушили единственную в её жизни любовь своим никому не нужным рождением, памятуя о том, что лечила свои периодические депрессии в компании приходящих мужчин и именно этим во многом обусловила кризис отношений.
Сёстры быстро взрослели, чему способствовали убогость быта и скудное питание. 

Пришлось уговаривать мать оформиться мыть подъезды на нескольких участках. 

Убирались, понятное дело, сёстры.Зарплату тоже получали сами, чему посодействовали работницы ЖЭКа, осведомлённые о сложностях материальной обстановки в этой семье.

Закончив восьмой класс, девочки пошли учиться на поваров. 

Изольда Игоревна к тому времени сменила трёх гражданских мужей, упорно выбирая в спутники жизни собутыльников, которые спустя малый срок начинали распускать руки, пытаясь параллельно добраться до девичьих прелестей.
Много раз девочек спасала от домогательств физическая сила и характер Бэллы, которая, несмотря на малый вес и хрупкость умела себя защитить. 

В дверь своей комнаты сёстры врезали замок и закрывались теперь на ночь.
Им пришлось жить и питаться отдельно от матери. 

Бэлла мамку жалела, подкармливала тайком от Жанны, которая  испытывала к этой женщине поистине дьявольскую неприязнь.

Неожиданно вновь объявился папочка, выглядящий вполне респектабельно. 

Он сумел пережить развод, сохранив человеческое достоинство. Даже пытался выдернуть из цейтнота бывшую жену. Увы, из этого ничего не вышло. 

Виталий Анатольевич сильно изменился. Теперь он подолгу разговаривал с дочками, прижимал их к груди, целовал, просил прощения, иногда пускал слезу.
Сёстры не противились общению, но не могли поверить в его искренность. 

— Простите меня, родные! Не ведал, что творю. Скоро, скоро, миленькие всё изменится. Будете жить как принцессы.
— Ладно, пап, мы на тебя не обижаемся. Теперь уже ничего не изменить. Выкарабкаемся. Вот выучимся на поваров и заживём. Мамку закодируем. Ты же знаешь, какая она мастерица была.
— Мамка… Разве причина была, чтобы так опуститься? Она думает, что я совсем не знаю, как по ночам любовников принимала. Не ей меня винить. Конечно и я гулял. Значит, не было настоящей любви. Это я теперь знаю. Я ведь опять женился. Скоро к жене перееду жить. Вам свою квартиру отдам, от прабабушки досталась. Хотел сюрприз сделать, но не удержался. Готовьтесь к переезду. Нечего вам с её пьяными дружками под одной крышей жить. Нужно свою судьбу устраивать. Совсем невестами стали. Там у вас две комнаты будет. Деньжат вот возьмите. Немного, но приодеться хватит. Ходите, словно отца у вас нет. Каюсь. Долго думал. Нет у меня роднее вас никого.
— Ладно тебе, папка. Не выдавливай слезу. Просто не пропадай и всё. Сами справимся.
— Ну, уж нет! Понимаю, что веры мне нет. Стыдно-то как. Ничего, буду выправлять доверие. Как обустроитесь, я вас со своей Аней, с Анной Сергеевной, познакомлю.

Через месяц отец прописал их в двухкомнатной квартире. Вскоре они туда переехали. 

Обстановка в квартире была не новая, но добротная. Ремонт не требовался. Заходи и живи.
Шестнадцатилетие сёстры справляли в кругу семьи у себя в квартире. 

За столом сидели папа с Анной Сергеевной, мама и они, виновницы торжества. 

Всё, что стояло на столе, было приготовлено собственными руками. Алкоголя не было. Не захотели провоцировать мамку.
Изольда Игоревна сидела, сжавшись, словно пружина, не поднимала глаз. 

Они с Анной Сергеевной ровесницы, но мама выглядит чуть не вдвое старше. Чувство неловкости не покидало всех присутствующих.
Виталий Анатольевич поздравил именинниц, рассказал несколько анекдотов, отдал подарки. Ели молча. Мама ни к чему непритронулась. Плакала. Без видимых глазу эмоций. По неподвижному лицу текли и текли слёзы.
Вскоре папа с новой женой уехали к себе домой. 

Маму девочки решили оставить ночеватьу себя. Она безропотно выполняла всё, что от неё требовали. Дала себя раздеть, вымыть в горячей ванной, вытереть, расчесать, уложить в постель. 

Спала она или нет, но лежала беззвучно, неподвижно, с закрытыми глазами. По лицу текли и текли потоки слёз.
Девочки выстирали, высушили и выгладили её одежду, долго обсуждали на кухне как жить дальше. 

Принять  единогласное решение не получилось. 

Мамку было смертельно жалко, однако, возвращаться в тот ад, из которого девочки с таким трудом выкарабкались, желания не было.
Одно дело помочь, подать руку и совсем другое, позволить обстоятельствам ещё раз разрушить судьбу. 

Решили просто поговорить с мамкой по душам.  
Какое обстоятельство смогло стать переломным моментом, не понятно, но пить Изольда Игоревна неожиданно бросила. 

Собутыльников, провоцирующих пьяные посиделки, отвадила.
Вместе с девочками мама наводили порядок вквартире. Сделали косметический ремонт. Оказалось, что оборудование маминой мастерской  осталось нетронутым. 

Восстанавливалась она тяжело и долго.Три года непрерывного пьянства давали о себе знать.
Навыки дизайнера, закройщицы, швеи, пришлось нарабатывать заново. Вскоре Изольда Игоревна устроилась работать портным в небольшое ателье, начала вновь изобретать необычные фасоны женской одежды. 
К следующему дню рождения, Жанна и Бэлла опять были одеты с иголочки в самое стильное, что предлагала современная мода. 

Мама опять стала родной и близкой. С некоторыми оговорками.
Самое удивительное, что она помирилась с папой, почти подружилась с Анной Сергеевной, которая оказалось мировой тёткой. 

Иногда все вместе встречаются у девочек дома, только теперь уже никто не плачет. Хотя, мама всё ещё  с любовью поглядывает на папу.
До получения диплома повара оставалось меньше половины года, когда Бэлла неожиданно влюбилась. 

Раз, два и втюрилась по самые уши. Сама от себя не ожидала такой страсти.

 Ужаснее всего то, что отчего-то почувствовала себя предательницей по отношению к Жанне. 

Несмотря на это девочка всё глубже погружалась в новые для себя ощущения, думая о Ромке, своём возлюбленном, днёми ночью, даже когда работала, проваливаясь в нирвану, теряя при этом чувство времени.
Она и сама не поняла, как такое могло случиться.

В один из обычных дней Жанна заболела. 

У сестры поднялась температура, её лихорадило, знобило, лицо покрылось каплями холодного пота. Даже по внешнему виду было понятно, что в училище ей идти нельзя.
Дождаться скорую Бэлла не успевала. Прогуливать нельзя, лишат стипендии. Вспомнила, что у мамы должен быть выходной. Растворила в стакане таблетку аспирина, заставила сестру выпить, уложила её в постель и побежала. 
Довольно быстро удалось поймать попутку. Деньги в кармане были, экономить не стала. Назвала адрес, услышала согласие, села, не глядя, в машину и поехала.
— Извини, — спросил водитель, ты Бэлла или Жанна?
— Мы знакомы?
— Ты училась в восьмом “Б”, я в десятом “А”. Ромка Куркаев. Вспомни. Мы с тобой даже танцевали несколько раз. Я до сих пор под впечатлением. Ничего приятнее у меня больше не было. Сколько раз хотел к тебе подойти, всё стеснялся. Потом меня в армию забрали. Два года только о тебе и думал. Я тебя с сестрой всё время путаю. Помню только, что Бэлла добрая, а Жанна колючка. Я искал именно тебя, даже домой заходил, только твоя мама разговаривать со мной не стала. Сказала, что ты мала ещё с мальчиками знакомиться.
— Правильно сказала. Знаешь, Рома, не до тебя,извини. У меня сестра заболела, а мне кровь из носа нужно на занятия. Еду к мамке и психую, вдруг её дома нет, что тогда делать, ума не приложу.
— Хочешь, могу скорую вызвать. Врача дождусь. Могу посидеть с ней. Мне не трудно. Даже с удовольствием.
— Не знаю, что тебе сказать. Думаю, это не очень удачная идея. Ты, взрослый мужчина, она несовершеннолетняя девочка. Мало личего тебе может на ум взбрести?
— Бэлла, я же тебя люблю, неужели ты ещё непоняла? Не представляешь, как обрадовался, когда тебя увидел. Чуть сердце изо рта не выпрыгнуло.
— Как не понять? Конечно, любишь. Все мальчишки только о том и думают, как бы девчоночку молоденькую добыть. Наплетут с три короба невообразимых нежностей про любовь и переживания, а сами совсем продругие сладости думают. Я же девочка. Подруги между собой делятся печальным опытом, вызревшим из любовных откровений. Не нужно, Рома, лапшу мне, девочке, на уши вешать. Между прочим, в восьмом классе мы с Жанкой выглядели, как бомжихи. В нас невозможно было влюбиться. Я хоть и маленькая, но сообразительная.
 — Напрасно ты мне не веришь. А выглядели вы с сестрой и тогда на все сто. Может быть одевались не очень, но смотрелись потрясающе. В каком училище ты учишься? Разреши, я тебя после занятий встречу, а? Насчёт того, чтобы с Жанной посидеть, даже не сомневайся. Иди к маме, я тебя подожду.
— Жди. Вернусь, договорим. Всё равно мне до училища теперь доехать нужно, иначе не успею. Сколько с меня?
— Неужели я с любимой девушки буду деньги брать? 
— Как хочешь. Тоже мне, с любимой… Не выдумывай.

Мамки дома не оказалось. 

Делать нечего, пришлось довериться этому непонятному Ромке. 

Он всю дорогу болтал, изображая влюблённого. 

Это напрягало. Хотя, если честно, почему-то очень хотелось верить в его искренность. 

Невозможно же так убедительно и эмоционально врать. Вдруг он готовится поступать в театральное училище?
Подумав так, Бэлла прыснула в кулак. На артиста Ромка как-то не тянул. 

Пришлось написать ему на листочке адрес, дать ключ и взять с него клятву, что ни-ни. 

На всякий случай Бэлла показала ему кулак.

— Не сомневайся. Если что, мы тебя из-под земли достанем.
— Туда мне ещё рано, Бэллочка. Во сколько тебя встречать?
— Подъезжай к четырём. Или ты пешком?
— На транспорте буду. С ветерком доставлю. — Тут Ромка отважился и поцеловал девушку в щёку. Неловко, вскользь. 
 Девушка удивилась неожиданному ощущению. 

Юноша её обслюнявил, но Бэлла не стала вытирать поцелуй. Отчего-то захотелось, чтобы он повторил эту шалость.
За Жанну она по какой-то причине совсем не волновалась. Зато захотела припомнить весь разговор с Ромкой, от начала доконца.
Те же фразы, которые раздражали, теперь выглядели иначе. 

Если сначала они представлялись назойливой болтовнёй, изощрённым способом “подсечь чувиху”, как Бэлла не раз ине два слышала от мальчишек, то теперь звучали убедительно и красиво.
Девушка перекатывала во рту, словно сладкий шарик, слово Рома, намеренно растягивая до невероятных размеров букву “О”.

Этот процесс не просто забавлял, он вызывал в груди прилив тепла и весьма приятные ощущения, заставляющие дотрагиваться с улыбкой до того места на щеке, которое юноша облизал столь неловко.
Бэлла думала и думала о Ромке, не желая прогонять эти мысли, загадывая, встретит или нет? Даже не так. Пусть только попробует не встретить. Так вероломно предать её доверие? Нет, нет и нет. Он не такой. Ромка… 
Господи, что она себе нафантазировала? 

Да кто он такой, этот Ромка? Откуда ей знать, ну не помнит она такого, чтобы они танцевали, да ещё не один раз.

Врёт небось, а она губы раскатала, в любовь поверила. Ну, какая любовь? Наверняка аферист. Сейчас ограбит квартиру и смоется с ключами.
Ромка, смоется? Какие глупости, думала она. Ты его глаза видела? Ну! Разве такие глаза могут врать, тем более про любовь? 

А какие у него на самом деле были глаза? Тёмно-серые, зелёные? Что, если попробовать нарисовать его лицо? А занятия? Ладно, потом у кого-нибудь прочитаю конспект.
Так. Лицо. Слегка вытянутое. Симметричное. Влюблённое. Значит, малость глуповатое. Во-от такое… кажется, похоже. Тёмные волнистые волосы. Прямой нос. Нет, не такой, немного короче. Глаза. Бездонные, яркие, блестящие. Открытые. Вот с таким прищуром. Взгляд наивный. Брови, почти сросшиеся. Ресницы густые, девичьи. Поцелуйные губы. С чего это я так решила?Обыкновенные. Просто  припухшие и яркие. Щёки с ямочками. Немножко жёсткой мужской щетины. Острые мужественные скулы. Уши небольшие, прижатые. Добродушная улыбка. 
Он, не он? Если себя узнает, значит, точно влюбился. 

А я, влюбилась или нет? 

Вот ещё! Это он два года страдал, а не я. 

Интересно, какой он, Ромка Куркаев? 

Это что, если он на мне женится, то я не Мартынова буду, а Бэлла Анатольевна Куркаева?

Офигеть. Жанка  —  Мартынова, а я Куркаева. Да она меня со свету сживёт.
Вот ведь навязалась на мою голову, сестричка. Влюбиться из-за неё по-человечески нельзя. Сиди тут и думай, как бы Жанку своей любовью не обидеть. Пусть свою ищет. Ромка мой. 

Ё-мое, а если они сейчас…  

Убью, точно убью. Обоих. Да нет, быть такого не может. Он же мне только что в любви признавался.
Велика важность, три слова сказать. Мамка папке сколько раз в любви признавалась. Сама рассказывала. И он ей. И что с того? 

Как любой нормальный хозяин: как дал слово, так и обратно забрал. Аля-улю. Ручки-то, вот они. Ловкость языка и никакого мошенничества. Любил и разлюбил.
Какая только дребедень в голову не взбредёт. Скорее бы занятия закончились. Если не приедет, может ни на что не рассчитывать. Мне и Мартыновой неплохо живётся. Интересно, а жить где будем? У нас же кровати узкие. И Жанка… 
Представляю, я в белом платье, взбитом, как морская пена, с газовой фатой чуть не до пола. Все кричат,  —  Горько! 

Офигеть! А я ещё и целоваться не умею. 
Ну, приедет он, что дальше? Пригласит на свидание, не пригласит? А если приставать начнёт? 
С кашей в голове, полным хаосом в ощущениях, Бэлла бегом припустилась на выход, не успев даже толком застегнуться.
Ромка, словно часовой на посту, рысачил по самой короткой амплитуде, словно медведь в тесной клетке, поглядывая на часы.
Увидев его, Бэлла притормозила, приосанилась, надела на лицо маску надменного равнодушия и не торопясь взяла курс на потенциально любимого. 
— Вот, — протянула она тетрадь, — там, внутри.
— Это я что ли? Надо же. Откуда у тебя? Ты что, по памяти? Ого-го! Докладываю. У Жанны ангина. Весь день делаем полоскания, пьём таблетки. Влажную уборку сделал, ужин готов. Разреши приступить к транспортировке любимой девушки.
— Так уж и любимой?
— Не извольте сомневаться, Бэлла Анатольевна. Изольде Игоревне доложил. Обещала заехать. На ужин у нас, то есть у вас, жареная картошка и куриный бульон с яйцом. Разрешите присутствовать при приёме пищи.
— Да, Ромочка, окучиваешь ты девушек с размахом. Чувствуется подготовка и опыт. Такой стремительной осады ни одна крепость не выдержит. Я уже не знаю, что и думать. Ты, случайно, мамочку мою, нечаянно, впопыхах, тёщенькой не называл?
— Если только ты не против такой фамильярности. Но я не настаиваю. Ни в коем случае. Хотя, надежда есть, говорю прямо.
— Два месяца назад мне семнадцать исполнилось. Увы, надежды твои напрасны. Если только дождёшься, пока ягодка поспеет. Поехали?
— С тобой, хоть на край света. А ждать, какие-то несчастные десять месяцев… Два года ждал, не упарился. Можно ручку твою поцелую?
— В щёчку не понравилось?
— Больно уж взгляд у тебя, чаровница, строгий. Заробел. Думаю нам торопиться некуда. Я теперь от тебя ни на шаг.
— Вот обрадовал. А спать будешь в прихожей, на коврике?
— Спать дома буду. Регламент романтической влюблённости совместные ночёвки не предусматривает.
— Ну, если только так. Выходит, мы с тобой почти всё обговорили. Осталось только спросить, а с Жанной меня не перепутаешь? 
— Этот вопрос я уже выяснил. У тебя есть тайный знак на правой щеке. 
— Так, что ещё она про меня наболтала?
— Только хорошее. Любит она тебя. По секрету скажу, ревнует.
— Тоже мне, секрет. Я знаю. Даже больше скажу. Я тебя к ней тоже ревную.
— Постараюсь оправдать доверие. Я однолюб. 
— Все мужчины так говорят, а потом выясняется, что характерами не сошлись. Это мы уже проходили. Маменька до сих пор от шока отойти не может. 
— Любовь, это диалог. Во всяком случае, мне так кажется. Пока влюблённым есть, о чём говорить, чувства не иссякнут. 
— А если помолчать захочется?
— Молчание влюблённых, тоже диалог. Они ведь друг друга слышат и понимают. Вот скандал, это не диалог, даже если кричат оба.Потому, что каждый беседует сам с собой. 
 — Рома, а ты будешь со мной ругаться?
— Давай не будем загадывать. Я мечтаю любить тебя вечно.
— Неужели так бывает?
— Нам с тобой это и предстоит выяснить? Справимся?
— Я постараюсь.
— И я тоже постараюсь.